Всё к лучшему...

Не хотелось предыдущий пост рассусоливать (мне только дай волю, начну строчить от забора до обеда), но уже в комментариях вспомнилось продолжение истории с кристаллоновой директриссой. 

Она мне тогда вслед успела каркнуть: 

— Не забудьте сказать в гороно, что это вы сами у нас работать не захотели! Я вас готова была принять — наш завуч подтвердит! Посмотрим, куда вас теперь направят — пожалеете ещё! 

Весь день я старалась забыть это доброе напутствие. 

А наутро — разозлилась. Думаю, не у меня одной бывает такое настроение: накося-выкуси, не дождёшься, я вам всем ещё покажу! 

Хотя, если подумать — кому показывать-то? Мне бы забыть её с её потным затылком, тошнотворными духами и увядшим бюстом под немецкими кружавчиками, нешто в голову придёт когда-нибудь рассекать у неё под окнами на предполагаемом роллс-ройсе или белом коне?

Но всё равно — нелогичное желание «показать!» воображаемому противнику иногда стимулирует на подвиги и свершения. 

И поскольку дорога в гороно мне была заказана, я направила свои стопы в управление профтехобразования. 

Там, в отличие от гороно, царила атмосфера некоторого пофигизма. В отделе, который занимался преподаванием предметов школьной программы, сидели под вентиляторами вполне похожие на людей женщины без начёсов и в соответствующих августовскому зною весёлых ситчиках. На меня, изъявившую желание преподавать историю ПТУшникам, они взглянули с живейшим интересом и с искренним состраданием — как на глупышку, рвущуюся приручать голодных хищников: 

— Вы хоть себе представляете, с каким контингентом собираетесь работать, милая девушка? Опыт у вас есть?

— Ээээээ.... Пока нет. Но все же с чего-то начинают... 

— Да нам не жалко  — вы только учтите, придётся хотя бы до конца учебного года дотянуть, если уж начнёте. А то на тех вакансиях, что мы вам можем предложить, не всякий мужик выдерживал. Вы подумайте, прежде чем браться. 

— Работа очень нужна, — сказала я храбро, — я попробую! 

— Безумству храа-а-аабрых... — пропела самая пожилая и добродушная тётенька изрядно прокуренным голосом и подмигнув, положила передо мной длинный довольно список, — выбирай! Кто первый пришёл, того и тапки! Видишь, сколько у нас историков-словесников уволилось!

— А куда лучше? — спросила я дрогнувшим голосом.

— Всюду хуже! — весело и безжалостно ответила мне курящая, — там, где получше, местов нет! 

— Тогда мне, чтоб поближе, — почти в отчаянии пробормотала я, — куда с Беш-Агача удобнее добираться... 

Добрая женщина ещё раз пробежала глазами список, почесала карандашом в затылке и радостно ткнула в предпоследнюю строчку: 

— Вот! ПТУ авиазавода. Памятник землетрясению знаешь? — там недалеко. От Комсомольского 14-й троллейбус прямиком без пересадки — пойдёт? 

Слово «авиазавод» меня почему-то взбодрило. Завод солидный, зарплаты большие, там сам Брежнев, говорят, бывал с визитом, может, и ПТУ при нём  посолиднее? И расположено в самом центре — не разместят же там самый отстой! 

Оказалось — ещё как разместят. 

Выйдя из троллейбуса, я долго и бестолково блуждала по тенистой, застроенной солидными «сталинками» улице, пока меня не направили, наконец, добрые люди в нужную сторону. А дальше я уже, как кролик на удава,  двигалась на гул плотного и беспросветного мата. За уютной европейской улицей неожиданно открылся пустырь, пыльный и голый. И ободранное, похожее на барак унылое строение, окружённое ржавым забором. Во дворе — ни былинки, ни травинки. И облако пыли, такое же плотное, как шумовая завеса мата. А в пыльном облаке, как в фильме ужасов, мечутся безглазые фигурки мутных человечков, то сбиваясь в плотный гогочущий ком, то распадаясь на отдельные силуэты — в этой пылище и матерщине они увлечённо играли в футбол. 

Мне вспомнилась кристаллоновая директрисса: «посмотрим, куда вас направят!»

Накаркала. 

Трусливо развернувшись, я поплелась обратно к остановке. Воистину — два мира, два Шапиро — десять минут ходьбы, и ты — словно на другой планете. Я потрясла головой и прокашлялась, чтобы избавиться от застрявшего в ушах матерного гула и забившейся в лёгкие сухой глиняной пыли. 

Хотелось пить. На другой стороне улицы увидела будочку. Торговали там, правда, не квасом и не газводой, а выпечкой и кофе. Кофе был, как принято в ташкентском общепите, «бочковой» и остывший, зато булочка с маком — выше всяких похвал. Чистенький парнишка в джинсах покупал булочку вслед за мной. Кто-то за его спиной крикнул: 

— Ген, мне тоже купи две! Я тебе со стипухи отдам! 

Тут только я заметила, что стою прямо перед воротами, ведущими в уютный скверик с посыпанными толчёным кирпичом дорожками. В глубине скверика солидное кирпичное здание. И вывеска: «Министерство связи СССР. Ташкентский политехникум связи». 

В скверике тусовались-перекликались студентики. Чирикали девочки. солидно басили мальчики. Ни слова мата — просто не верилось. 

Ясное дело, такие места — не про нашу честь, сюда с улицы не возьмут, остаётся вздохнуть завистливо и развернуться. Но тут меня нечаянно толкнул и извинился сразу Гена с булочками, и я, неожиданно для себя, вдруг спросила: 

— Ты здесь учишься? А где у вас директор сидит?

— Второй этаж, — ничуть не удивившись ответил вежливый юноша и принялся за булочку. 

О том же я спросила для верности вахтёршу у входа. Пожилая вахтёрша, для полного неправдоподобия, не глядела, как положено, держимордой, а была луноликой, улыбчивой и словоохотливой. 

— Второй этаж, джаным, — подтвердила она, — лево сразу иди. Только ждать будешь — занят сильно, ходют целый день, ходют, спрашивают, спрашивают...  А если долго ждать нада, туалет — право ходи. 

В приёмной было чуть темновато и прохладно. Секретарша старательно перерисовывала какую-то схему вязания из журнала «Работница».

— Вам назначено? — спросила она, едва взглянув на меня, — нет? Вы по какому вопросу?

— Я, понимаете, учитель истории... — начала было я, но она, не дослушав и продолжая коситься одним глазом на схему, уже говорила в трубку: 

— Никсаныч! Тут историчка новая пришла — пусть ждёт или как? Ага... да... хорошо... напечатала уже... Девушка, вас как зовут? Час можете подождать? — он раньше не освободится... А? (снова в трубку) Чего? Да — подождёт. Предложу, конечно, прям я сама не знаю, что ли? Девушка — забыла, как вас там? — чай будете? Виноград берите — не базарный, тут во дворе растёт. Вон там журнальчики полистайте, а то у меня тут важное, извините... —  и снова сосредоточенно принялась дорисовывать схему. 

Ждать пришлось полтора часа, за которые я изучила два номера журнала «Техника молодёжи», выпила два чайника чаю, доела виноград и обсудила с секретаршей, наконец-то закончившей срисовывать схему, фасон будущей кофточки.

Директор был рассеян, глядел на меня невнимательно и что-то черкал в блокноте во время разговора.

— Вас предупредили, что пока только полставки? — спросил он хмуро.

— Нет, но я согласна! — заторопилась было я, но он перебил: 

—  А про то, что у нас осенью полтора месяца хлопка и молодые преподаватели едут со студентами в обязательном порядке, тоже не сказали?

...Вот так я и знала! Слишком уж хорошо всё складывалось, так не бывает — вот он, подвох! 

— Нет, с хлопком не получится, — ответила я упавшим голосом, — у меня двое детей, одна в первом классе, одна в садике, а бабушек неработающих нет. Извините... Пойду я...

— Это вы Раззакову вашему скажите в управлении, — почти выкрикнул он раздражённо, — должен был предупредить, чтоб вы тут время зря не теряли! 

— Не знаю я никакого управления и никакого Раззакова, — вздохнула я, кладя на место «Технику молодёжи» и с сожалением готовясь выйти из прохладного кабинета в августовский зной. 

— А кто вас направил?

— Никто, — честно призналась я (а чего уж скрывать-то!) — сама пришла.

— Как сама? Кто-то же подсказал? Не с улицы же?

— Почему не с улицы? — обиделась я, — именно что с улицы, а что плохого? Иду, вижу — дом красивый, двор зелёный, ребята вежливые, написано «Техникум» — мне понравилось, что, зайти и спросить нельзя?

До сих пор не понимаю, что его так насмешило. Но он срочно вызвал секретаршу и с хохотом ей эту незатейливую историю пересказал: 

— Представляешь, понравилось ей и зашла! Без всяких Раззаковых! — вот так вот —  баба шла-шла-шла, пирожок нашла! 

— Булочку, — поправила я его, — не пирожок...

— Какую булочку? — хором спросили они с секретаршей.

— С маком. У вас возле ворот продают — очень хорошие. Только кофе скверный...

Это вызвало ещё один приступ хохота.

— Ладно, — сказала я, дождавшись, когда они уже вдвоём отсмеются, — пошла я. Детей с соседкой оставила — они заждались уже... 

— А на почасовку согласитесь? — вдруг спросил он, когда я уже взялась за ручку двери, — треть ставки плюс замены? Тогда — никакакого хлопка осенью и овощей летом — пойдёт? Диплом и трудовая книжка с собой? Людмила, займись! И соедини меня с Раззаковым — да, прямо сейчас!

...Из приёмной я услышала его злорадно-весёлый и словно помолодевший голос:

— Максудыч! Ты там племяшке передай —  пусть не беспокоится, прислали мне историка. Да, вот прям сейчас оформляется... Ага... Откуда? — да всё оттуда же (он всхохотнул) — от верблюда! Сам догадайся — не маленький. Ну да... ну да... Жаль племяшку, понимаю... Ага, как только, так сразу... Рахмат — и  тебе не хворать. 

Я не могла поверить своему счастью.

Почасовикам не оплачивались ни отпускные, ни больничные. Зато — полная свобода от педсоветов-политзанятий-выборов-хлопков-сенокосов-овощей и фруктов. Свободное лето — и можно сбегать с детьми из Ташкента под волынский дождик! Можно не отдавать детей в продлёнку и самой водить  на музыку-гимнастику и в бассейн. И при этом — полноценный педстаж тикает. 

Денег тоже в общем-то хватало, мне давали все, какие только возможно, замены, однажды литературу пришлось вести у второкурсников две недели, ещё раз — почти два месяца заменять заболевшего историка в узбекском секторе (вот был квест, работать с ребятами, с трудом говорившими по-русски!), а вскоре я нашла и частных учеников.

За два года работы в этом благословенном месте с директором я почти не пересекалась. Разок он спросил у завуча во время сессии: как новенькая? нормально? студенты не жалуются? с успеваемостью порядок? претензий нет? вот и ладно — так я и знал. 

Идеальный начальник, я считаю. 

Самое забавное, что бывшие мои коллеги из школы, откуда меня тем летом вынудили уйти, были свято уверены, что в богатый престижный техникум, подведомственный союзному министерству, где давали востребованные специальности и был приличный конкурс на вступительных экзаменах, я точно попала по великому блату. Я не стала их разочаровывать — должна же быть  у людей духовная жизнь.